Илясов Михаил Сергеевич
Михаил Илясов родился 26 июля 1922 года в селе Андросовка. Закончил неполную среднюю школу. После учёбы работал в школе секретарём, потом поступил в Сызранский горно-сланцевый техникум. Однако техникум не закончил, возвратился домой и работал в селе Колдыбань. Проработав два года, в 1939 году переехал обратно в Андросовку и устроился работать налоговым агентом. В августе 1941 года был призван в армию и зачислен в лётную школу в городе Вольске.
После окончания школы получил назначение в лётную часть, летал на истребителе. Воинское звание: сержант. Из Вольска был направлен в Тростянку Куйбышевской области.
Каким был Михаил при жизни, лучше всего расскажут его письма (к сожалению, оригиналы писем не сохранились):
Письмо от 28.10.1941 г. (г. Вольск): «Здравствуй, любимая жена Нюся, сыны Женя и Лёва. Шлю вам свой сердечный привет и желаю вам самого наилучшего в вашей жизни, здоровья. Нюся, вчера я получил от тебя одно письмо, в котором ты сообщала, что Лёва болен, за 14 октября, а сегодня я получил ещё одно письмо, которое ты писала 11 октября. Нюся, я очень обеспокоен, что Лёва болен. Эх, Нюся, если бы ты знала, как мне хочется видеть моих малюток, как мне хочется быть вместе с вами, вместе с вами прийти с работы и заняться с малютками. Женя. Какой он теперь стал? Наверное, большой и озорник страшный. Нюся, моя к тебе большая просьба: сберегай малюток, в любых условиях ты их должна сохранить. Со времени пребывания на службе у меня всё больше и больше проявляется чувство тоски по дому. Сидишь на занятии и чувствуешь, что сейчас кончатся занятия, я приду домой к своим деткам. Но нет! Жестокая судьба. Уж видно, на роду русского народа написано – это вести самые кровопролитные, жестокие войны, которые только знает человечество. Но ничего, отчаиваться, Нюся, не следует. Всё-таки, Нюся, моё сердце чует, что я должен вернуться, может быть, не скоро, но я должен вернуться. На войне меня убить не могут. Исполнять свою должность по нашей специальности мы будем 100-150 км от фронта, а там-то нас убить нелегко. Война будет длительна. И мы, может быть, не увидимся долго, но почему-то я уверенно думаю: «Я вернусь».
Жизнь наша всё по-прежнему, никаких изменений, и похожа на тиканье механизма часов. Живём строго по минутам от подъёма до отбоя. В выходной день немного отдыхаем, ходим в кино и два раза, как младшие командиры, ходим на спектакль. Нюся, читай там письма, которые я писал, маме и Вале Приезжеву кое-что там я писал. Вообще, читай все письма, которые я пишу. Ты можешь из них кое-что узнавать о моей жизни.
Сейчас у нас идёт самоподготовка. Моё классное отделение ушло заниматься. Нас, старшин, вызывал на совещание начальник школы. Придя с совещания, а так как моего отделения нет, я пишу тебе письмо и напишу письмо Лёше. Так сказать, воспользуюсь случаем. А то бы и не знай, когда вам писать ответ. Времени никак не хватает. Такой напряжённости я не испытывал никогда, да и вообще кто-либо испытывал? Поэтому время идёт молниеносно. Нюся, насчёт фото прости. Ходили в воскресенье, в то и в это, фотография пока не снимает. Идёт съёмка всех курсантов на документы, так что хочешь обижайся, хочешь нет, но это зависит не от меня. Я думаю, ты поймёшь. Я ведь в этом тоже заинтересован и не менее вас, ибо мне тоже хочется, чтобы вы видели меня в военной форме. Нюся, если вздумаете прислать посылок, пришли мне мои кожаные перчатки, они мне будут очень нужны.
Нюся, я не знал, что у меня появятся хорошие способности по изучению сложной техники. Учусь я по-прежнему на отлично. Чёрт знает, и даётся как-то легко. Моё отделение занимает 2-е место в батальоне по учёбе. Нюся, итак, писать заканчиваю. Привет Маше, Шуре,, Клавдии, Марии, Клаве, Тоне, крестникам Вале и Марусе, бате, маме, тёте Сане, да всех не перечислишь, ну, и Дусе, и кумам, и Ване, и всем, всем, всем. Нюся, а почему ты не пишешь об уборке …, сколько убрано, сколько в поле на токах гниёт и.д. Обязательно напиши. Привет вам от Николая Ивановича, «женского …», разобрались теперь, в чём дело. Кстати, спрашиваю, получили ли вы моё письмо, где я писал, как моё письмо попало в Куйбышев и как Н.И. женился. Эх, вы. Ну, ладно. С приветом, крепко целую и жму руки всем. Илясов. Будешь посылать посылку, пришли хорошую сапожную щётку. Обязательно».
Письмо от 30.03.1942 г. (г. Вольск): «Здравствуй, дорогая Нюся, любимые Женя, Лёва, Тоня, Валя, Маруся, дядя Миша и тётя Лиза. Шлю вам всем свой сердечный привет и самых наилучших пожеланий в вашей мирной трудовой жизни. Нюся, письмо твоё я получил, за которое большое спасибо. Но лучше бы этого письма не было совсем и никогда, ибо это письмо прислало страшную весть о гибели любимого дяди Пети. В эту неделю, как пришло письмо, я был на практике, и письмо меня дожидалось, видимо, всю неделю, и вместе с этим письмом я получил два письма от брата Вити. Я прочитал сначала Витины письма и последним не без тревоги открыл твой письмо. И что же? Я был поражён и убит горем. Сразу всё вывалилось из рук. Нужно было сдавать со своего отделения полушубки и другие работы, но больше уже ничего не шло. Это было в 12 часов ночи, после чего я лёг спать и проплакал почти всю ночь. Всю ночь я вспоминал до подробностей его жизнь. Его милое, смешное прозвище «Кот». Да, Нюся, это пока ещё первая жертва этой кровавой варварской войны, из нашей родни пока что известная.
Возможно, что и Миша Блинов тоже там. Но это ещё только начало. Война будет длительной и ещё более жестокой, чем была и есть. И будут ещё большие жертвы, ибо это война! А война требует жертв. Я знаю, для все нашей родни это большая утрата и великое горе. Но что поделаешь. Надо всё терпеть, всё переносить и переживать, как бы это было не трудно. Постарайтесь, Нюся, успокоить тётю Саню. И сейчас вы все родные: Илясовы ли, Турапины, Котельниковы, Ждановы и все, все должны позабыть все даже самые мелкие обиды и сплотиться в одну крепкую семью и жить одними интересами. Я не говорю уже о дяде Мише и тёте Лизе, ибо они нам заменяли и заменяют мать с отцом. Это мой вам совет, может быть, молодой и глупый, но стоит внимания, ибо, на мой взгляд, кажется, что в настоящее время иначе жить нельзя. И я, Нюся, прошу и даже требую, что ты должна и обязана всячески помогать маме, должна забыть все и всякие обиды, ибо мама уже тысячу раз тебя простила и забыла твои обиды к ней. Нужда сближает и роднит людей, так будьте же родными и близкими, не забывайте и оказывайте помощь друг другу в трудные моменты. Не покидайте сирот этой жестокой бойни, ибо кто сегодня не сирота, завтра будет сиротой. И кто сегодня живёт хорошо, он завтра может провалиться в бездну. Так, Нюся, прибереги это письмо и почаще в него заглядывай и не забывай, что я писал, а весной приедешь, расскажешь.
А теперь о своей жизни. О чём, конечно, писать много не придётся, ибо всё уже переписано. Главное, Нюся, - это делается тепло. Эту неделю было на практике совершенно тепло. Я, конечно, с нетерпением жду, когда ко мне приедешь ты. А потом, как ты съездишь ко мне, видимо, приедет мама. Пусть обязательно приедет, потому что после окончания школы мы поедем прямо на фронт. Ну, что привезти, я уже писал. Пусть батя сделает хороший чемодан с хорошим замком. Затем побольше лепёшек и сухарей. Сапожную щётку и крем, подворотнички, носовые платки. Иглы и суровых и бумажных ниток, особенно белых и зелёных. Лишних тёплых вещей можно не брать, т.к. теперь стало тепло. А до 1-го сентября, думаю, приедешь ещё несколько раз.
Нюся, если есть костяные подворотнички, то купи и обязательно привези, бумажные носки привези, крему сапожного привези, как можно больше, ибо здесь нет его совсем, а сапоги даются на год, так что нужно беречь. Прямо покупай рублей на 30. Если есть махорка, привези хоть осьмушку Николаю Ивановичу. Эх, он страдает, хотя я ему как командир насчёт этого помогаю, т.к. махру на 30 человек получаю и раздаю я и, конечно, ему даю этого мало, и он, бедняга, прямо мучается, так я прошу: привези, сколько можно. Ну, и ещё что там сочтёте нужным и необходимым для меня, но основное – побольше съестного: яичек, маслица, ветчинки, которой ты хвалилась в январе, чай, съели, а я только облизнулся. Ну да ничего. Витя пишет, что находится на фронте в освобождённых населённых пунктах и пишет, «что тут творили немецкие варвары, что пишут в газетах неоспоримый факт». Ну, живёт по-всякому на фронте. Говорит, бывает и хорошо, и плохо. Он, видимо, от меня не получил ни одного письма и не знает, на кого я учусь. Я же посылал…».
Письмо от 21.02.1943 г. (почтовая карточка): «Здравствуй, любимая Нюся, Женя, Тоня, Валя, Маруся и все родные и знакомые. Письмо твоё получил. Только что ответил на одно, опустил и получил второе. Ну, вроде не … ни то ни сё, а получил сразу 4: от мамы, от тебя, Вали и Саши. И бумаги нет, и карандаш простой, ну, да ладно, и открытка паршивая. Ничего, лишь бы дошла. Читайте там мой письмо к Вале Приезжеву. Как живу, повторять не буду, вчера только писал, а вообще хорошо. Привет всем, всем, всем. Целую всех. Ваш Миша».
Письмо от 18.05.1943 г. (Тростянка): «Здравствуйте, глубокоуважаемая тётя Варя и дорогой Коля. С прискорбным известием к Вам Миша Илясов. Это письмо принесёт вам большое горе. Дорогая тётя Варя, как вы переживёте такой удар жестокой судьбы. Но скрепя сердце, выслушайте моё письмо до конца. Ваш любимый сын Миша 13 мая в 11.00 часов дня 1943 г. трагически погиб при исполнении служебных обязанностей. Как я вдруг его нашёл, так и вдруг потерял. Все его последние месяцы жизни вплоть до последней минуты прошли передо мной с самыми мельчайшими подробностями, ибо у нас с ним не было никаких отчуждений. Друг от друга мы … одной радостью, одним горем и одними мыслями. И вплоть до последней минуты я был с ним. Я видел его трагическую гибель. Дорогая тётя Варя, выслушайте все подробности его гибели, ибо рассказать мне, может быть, и не придётся. Последнюю жизнь описать я не смогу, потому что про это можно написать целую книгу. Но гибель я опишу со всеми подробностями.
Как это ни тяжело, но я решил описать всё. А про жизнь, если буду жив, расскажу. Это было 13 мая с/г. Как обычно нас подняли в 3 часа утра. День был лётный, солнечный и тёплый. Как всегда мы пошли умываться и шутили. Мы любили с ним шутить. Настроение было бодрое, весёлое. Вот мы идём на завтрак, после чего идём на аэродром на старт. Мы до этого были … за машинами. Он должен летать на самолёте № 21 с командиром эскадрильи. Я на № 26 с командиром звена. Мы с Мишей договорились лететь вместе. И как на грех командир эскадрильи в этот полёт не полетел и приказал моему пилоту лететь на его машине № 21. Моя машина была неисправна и в полёт не пошла. В полёт пошли самолёты № 21-22-23, т.е. звено. Я взял парашют и пошёл на машину № 21, т.е. на Мишину. Он уже сидел в кабине. Я похожу и смехом говорю: «Давай, Михаил, вылазь из кабины, я полечу на твоей машине с своим пилотом». Он не хотел вылезать. Ладно – говорит – лети на 22. Я бы не настаивал, но мой пилот говорит: «Мой стрелок, садись в кабину». И как будто чуяло сердце Миши. Он с неохотой вылезал из кабины. Взял мой парашют и пошёл на 22, на 23 полетел радиомеханик. Вырулили на старт. Первыми взлетели мы, потом Михаил, и затем 23. Построились. Михаил летел слева, 23 – справа, а я в середине. Мне хорошо было видно Михаила, его смеющееся лицо. Он мне погрозил кулаком, я ему тоже. Летели мы на полигон бомбить и стрелять. Полигон находится в 12 км от Тростянки. Первый заход делаем мы. Пикируем на цель, бомбим и стреляем, за нами они пикируют, затем уже третья. Первый заход прошёл благополучно. Заходим на второй заход. Пикируем мы, выходит благополучно. Я всё время наблюдаю за остальными самолётами. Вторыми опять пикирует 22, на котором Михаил. И вот у самой земли у их самолёта отвалилось правое крыло, и самолёт пошёл вниз с большой скоростью. Мгновение и удар о землю, вспышка пламени, и совершилось ужасное. Сердце моё облилось кровью. Когда мы уже ещё пролетали над этим местом, ничего увидеть было нельзя, ибо самолёт разбился в щепки. Как описать то, что я переживал в эти мгновения? Это только можно пережить в душе, но не описать. Возвращались мы уже только 2 самолёта. Мне никак не верится, что Михаил погиб, казалось, что вот прилетит 22 и сядет, а из кабины вылезет Михаил. Но нет, не придётся мне больше с ним шутить, не придётся осуществлять нашу мечту летом вместе. Нет, не увидим мы больше дорогого Мишу.
Вечером этого же дня я пошёл к командиру полка затем, чтобы он меня отпустил домой и оттуда вместе с Вами приехать на похороны. Но он меня не отпустил и даже не велел давать телеграмму, ибо это было бы для вас неожиданным тяжёлым ударом. Утром на другой день я в 5 часов пошёл на место гибели. Трупы были убраны вечером и находились забитыми в землянке (для того чтобы не разлагались). Сразу же мне не удалось увидеть, и я стал ожидать, когда приедет за ними машина. Я пошёл на место катастрофы. Что я увидел? Какой ужас? Сила удара о землю была настолько велика, что от самолёта нельзя было найти ни одной детали, которая бы имела форму. Бесформенные обломки металла валялись всюду на целый квадратный километр. Труп Миши нашли в 50 метрах от места удара. Я целый день ходил по этому месту. Вечером не все собрали куски тела, и днём я нашёл правую кисть Мишиной руки, недалеко нашёл кишки. Всё это мы закопали на том месте, где нашли. Лишь только к вечеру пришла машина за трупами. Трупы были завёрнуты в парашют. Развернули, и я увидел ужасно обезображенный труп Михаила. Я его мог узнать только по оставшимся клочьям гимнастёрки и брюк. От лица не осталось и признаков, голова была вся разбита, сохранилась только грудь. Такая белая-белая. Я не забуду её никогда. Ноги тоже были целы, но все изуродованы, все кости перемяты. Труп Миши не обгорел каким-то чудом. Пилот же разбился весь на куски и сгорел. Остальные куски тела пилота завернули в парашют и положили в гроб. Мишу я укладывал в гроб.. Провожал его вплоть до последней минуты в его последний путь. Хоронили их вечером в 8 часов 14 мая с/г на могилках в Тростянке. Народу было немного. Никто громко не плакал, когда опускали гроб. Лишь молча смахнули набежавшую слезу женщины. Раздался пятикратный залп из винтовок, и всё кончено. Ушёл от нас Михаил навсегда…
Смерть для него была лёгкая. Он до последней секунды не думал, что разобьётся. Но последствия ужасны. Причиной гибели была непрочность самолёта. При выходе из пике отлетело правое крыло. Пикировали (т.е. летели вниз) с высоты 800 метров, и когда уже отлетело крыло, высота была метров 20. Выпрыгнуть с парашютом они никак не могли.
Дорогая тётя Варя, не обижайтесь на меня, что не дал телеграмму. Я старался сделать для Вас всё, что возможно, и что было в моих силах. Письмо же пишу позднее, потому что ожидал, когда вышлют бумаги из штаба. Только после этого я решился описать гибель Михаила. И каких это мне стоило трудов. Видя и живя вместе с ним, переживая и радость, и горе, и видя, как он погибает у тебя на глазах, всё это так потрясает душу и не милым становится свет. Ведь мы с ним не делали шагу друг без друга. И теперь я хожу один и не нахожу себе места. Завтра мы улетаем на фронт, а сейчас я пишу на том же самом месте, где мы любили, шутя писать домой письма, перечитывать их друг другу и отсылать домой. Вчера я нашёл его неотправленное письмо в шинели, оно потерялось по … его воли. Вещи Миши я оставляю здесь у одной хозяйки, у которой мы брали молоко. – Мария Андреевна Попова.
Тётя Варя, будешь в Тростянке, зайди к ним, она покажет тебе могилу Миши. Простите меня, что, может, нескладно, сухо и жестоко описал. Разве можно описать, что переживаешь в душе, что выражаешь в душе и никак не можешь выразить на бумаге. Я не представляю, как вы переживёте этот жестокий удар судьбы. Целую Вас от чистого наболевшего сердца и за Вашего любимого Мишу».
Из Тростянки Михаила Илясова направили в Брянск. 25 июля 1943 года Михаил отправил последнее письмо домой, а 26 июля 1943 года погиб (не вернулся с боевого задания). Последнее место службы воздушного стрелка, сержанта Михаила Илясова: 15 Воздушная Армия 810 штурмовой авиационный полк (в Именном списке безвозвратных потерь фамилия написана, как Ильясов). В день гибели ему исполнился 21 год.
Информацию и фотографии из архива школьного музея предоставила Почукаева Ольга Викторовна, библиотекарь с. Андросовка Красноармейского района Самарской области
