Шадрова Нина Федоровна
В маленьком городе на берегу реки Волги наш дом был самым красивым на улице, и внутри, и снаружи. Была красивая мебель, в этажерке посуда кузнецовского фарфора, на белоснежных стенах висели туго накрахмаленные, прекрасно вышитые гладью (сестрой) вышивки. На окнах стояли одинаковые горшочки с бурно цветущими фиалками 6-ти оттенков розового и белого цветов, цветущие круглый год. За огромной русской печью вечерами пел сверчок (очень мне жаль, что современные дети и мои внуки, правнуки не знают эту волшебную мелодию, под которую я засыпала, положив голову на колени любимой мамочки). И жила в этом доме прекрасная семья: родители и 5 деток 1924, 1926, 1928, 1930, 1937 года рождения.Родители работали от зари до зари. Крестьянствовали, как говорила мама. Была бахча, огород в поле (сеяли просо и картофель), 2 коровы, лошадь. Во дворе была мастерская и огромный погреб. Однажды в погребе прятались 10 человек в войну с одеялами, пуховыми подушками. Братья мне сами вытачивали игрушки. А салазки в виде кареты были, все ребятки мне завидовали, такие красивые были салазки, все катались по очереди.
В страну пришла огромная беда. На фронт ушел отец, погиб в Латвии в 1944 году. Старший брат, кандидат на золотую медаль, был прекрасным художником, имея бронь (работал в металлургии), ушел добровольцем на фронт. Погиб в звании гвардии рядового 27 декабря 1943 г. по информации из Донесения о потерях его первичное место захоронения Украинская ССР, Винницкая обл., Казатинский р-н, д. Пузырьки.
Сестры пошли в няньки, потом закончили педучилище, там давали стипендию. Мама, будучи инвалидом, стоя на одной ноге, ставила в русскую печь огромные чугунные с окровавленными бинтами (их привозили в мешках на дом), полоскала в корыте, воду мы носили все ведрами, причем стояли в очереди в колонку на жаре и в метель. Помогали фронту. Мне, 6-летней, вешали во дворе веревки, ставили на табуреточку, и я развешивала пахнущие свежестью и чистотой, бинты. Этот запах остался со мной на всю жизнь. И сейчас в свои 80 лет я люблю стирать, как мама, и сушить на воздухе белье. В мокрых ботинках сидела 6 уроков, ноги горели огнем, и никогда не болела простудными заболеваниями. В 4-ом классе я занималась с девочкой по просьбе ее родителей. Меня кормили и маме приносила еду. В 1947 г. отменили карточки, стало полегче. В 1949 году в сентябре я была дома одна. Постучали в калитку. Я открыла. Передо мной стоит немец интеллигентный, аккуратно одетый в одежду цвета хаки. Просит сахар. Вынесла 4 кусочка. Сказал он: «Danke, danke». Достал из полевой сумочки фотографию (я бы узнала этих детишек и сейчас бы, если б мне их показали). За месяц учебы в 5 классе я знала несколько слов и фраз по-немецки. Говорю: «Der Knabe, Das Medxen». Он назвал их имена (забыла). Хотела написать в «Жди меня», но дети, внуки. Он бы меня вспомнил. Я была красивой девочкой. В 16 лет меня сватать пришли. В этот день по дороге в школу я шла медленно и думала, что вот пригодилось знание немецкого языка же (потом была первой в классе по литературе и немецкому языку). Шла и какая-то гордость во мне была за нашу Родину, что не лишила его, пленного, жизни, потом ведь их отпустили. Подруга жила на берегу реки и мы видели, как они старательно работали. Никаких окриков никогда мы не слышали. Одеты тепло все были.
Воспоминания о своем военном детстве и фотографии предоставила Кузнецова Маиса Григорьевна (1937 г.р.), ветеран труда, ребенок войны
