——— Шелудько Евгения Артемьевна ———

Шелудько Евгения Артемьевна

Моя прабабушка, Шелудько Евгения Артемьевна, урожденная Вицин, родилась 7 января 1915 года в городе Верхнеудинск (в 1934 году переименован в Улан-Удэ). Её родители Артемий и Екатерина – уроженцы местечка Барановичи (территория Западной Белоруссии).

Отец  Евгении работал машинистом. В декабре 1905 года активистов крупной стачки железнодорожников выселяют за черту оседлости. Артемию Вицину, как многим, определили на поселение сельскую местность где-то в Белоруссии или на Украине. Однако он не согласился с таким решением и отправился в соответствующие инстанции, где утверждал, что у него железнодорожная специальность и в сельской местности он не сможет прокормить семью, ему нужен железнодорожный узел. В итоге, семью Вицин направили в Забайкалье в город Верхнеудинск.

Здесь они начинают новую жизнь - Артемий работает на железной дороге, в семье уже четверо детей. Евгения самая младшая, любимица. Детям дали неплохое образование – мама Екатерина Ивановна учила их дома английскому и немецкому языку, что по тем временам было очень нетипично. Евгения Артемьевна рассказывала, как со старшей сестрой, Верой, приходила на железнодорожную станцию и проезжающим иностранцам помогала покупать еду в дорогу, переводя говор местных.

Екатерина Ивановна, конечно, очень тосковала по родным, рассчитывала скоро вернуться в родные Барановичи. Но планы нарушила революция, потом Гражданская война, на которой убивают любимого мужа, кормильца, Артемия. В 1920-ом году её родной город переходит в подданство Польши и дорога домой заказана.

В 1924 году старшая дочь Вера выходит замуж за офицера РККА, которого направляют служить в Орел, куда Вера перевозит и свою семью. Голодные годы тридцатых годов помогает пережить офицерский паек мужа Веры, Андрея Ивановича, который быстро продвигается по партийной лестнице ВКП(б). У семьи появилась возможность дать высшее образование младшей сестре, Евгении, которая в 1934 году поступает в только открывшийся Орловский индустриально-педагогический институт, первое высшее учебное заведение в городе, готовится стать педагогом.

Здесь же, в Орле, в клубе, на танцах, в 1938 году Евгения Вицин знакомится с Павлом Шелудько. Это была любовь с первого взгляда. В том же году они женятся. Евгения сама сшила себе белое платье с воротником, прямое, как она вспоминала, без единого украшения, родители подарили отрез хорошего сукна. Молодые заплатили гербовый взнос, расписались в книге регистрации брака и на этом церемония бракосочетания закончилась.

 Служит Павел Полуэктович в 6-ой Орловской стрелковой дивизии, которая в сентябре 1939 года принимает участие в боевых действиях в Западной Белоруссии. После кампании сентября 1939 года 6-я стрелковая дивизия  входит в состав Белорусского Особого Военного Округа и почти вся размещается в Брестской крепости. В крепости жило много семей командиров Красной Армии. Сюда же, в двухэтажные бараки - дома начсостава на Кобринском укреплении Северного островка, переезжает супруга Евгения.

В январе 1940 года в семье рождается сын Леонид. Жизнь Евгении вошла в свое спокойное русло – забота о муже и маленьком сыне. Было нелегко управляться по дому практически одной – муж то на учениях в части, то в штабе. Лишь по воскресеньям семья собирается вместе.  Но жены в гарнизоне поддерживали друг друга, за детьми присматривали по очереди. Да и времени унывать не оставалось – женсоветы в Крепости организовывали  насыщенную жизнь. Евгения Артемьевна вызвалась вести уроки в вечерней школе, которая была организована в красном уголке госпиталя здесь же, в Крепости. Дети военнослужащих учились в Брестской школе, в крепости школы не было.

Рабочий субботний день 21 июня ничем не отличался от всех остальных мирных дней. Мужья, как обычно, утром ушли на службу, жены занимались своими проблемами. Вечером в Доме Красной Армии демонстрировался фильм, а затем были танцы. Павел в ночь на воскресенье 22 июня 1941 года находится в Брестской крепости с семьей, впереди был выходной день. Его бойцы в летних лагерях в Северном Городке. Ложились спать с ощущением праздника – завтра командиры вместе с семьями должны ехать в летние лагеря на смотр воинских частей.

Шквал бомбового и артиллерийского огня скинул спящих мирным сном жителей Брестского городка. Женя спросонья не могла ничего сообразить. Павел одевает сначала ребенка, потом и жену, стены дрожат, сыпется стекло из окон, ураганный огонь артиллерии складывает казармы как карточные домики. Муж подхватывает сына на руки, и, выбежав из содрогающегося от бомбежек дома, ищут укрытие. Вокруг пылающие и обстреливаемые фашистами дома.

"Не бойся! Вас, женщин, всех сейчас вывезут, бегите в убежище", - говорит жене Павел, а сам направляется в часть.

Здесь Павел с семьей расстается…. НАВСЕГДА

Собственно говоря, это было не убежище, а подземный склад, где хранились овощи, но в его глубине, под защитой надежных, бетонированных сводов, жена и сын могли в безопасности переждать бомбежку и обстрел.

Когда Женя с Лёней подбежали к дверям склада, оказалось, что здесь уже собралось несколько командиров со своими женами и детьми. Однако проникнуть внутрь склада не удавалось - на массивных дверях висел тяжелый замок, который никак не могли сбить. Все сгрудились у дверей, Мужчины возились с замком, безуспешно стараясь его сломать. К счастью, двери находились в глубине бетонной арки, толстые стены которой хоть как-то защищали людей от рвущихся вокруг снарядов. И всё равно осколки и шальные пули свистели прямо над их головами. Между тем наблюдатели противника заметили с аэростатов кучку людей у склада, и огонь немецкой артиллерии был переведён на этот участок. Один из снарядов сразу же разорвался в гуще спрятавшейся под аркой толпы.  Кого-то убило, кому-то оторвало ногу... Маленький Лёня Шелудько был ранен в голову осколком, по детскому лицу текла кровь. В это время поблизости грохнули еще два-три взрыва, и вся толпа в панике кинулась бежать прочь. Они нашли убежище в горжевой (горжа - тыльная часть укрепления) казарме Восточного форта. 

Было очень темно и сыро. Дети плакали. Всех мучила жажда. В алюминиевых кружках передавали смешанную с бензином воду, которую слили с двух танков. После выпитого тошнило и жгло во рту. Маленьким детям такую воду давать было нельзя, поэтому взрослые давали им слюну. Так они просидели сутки.  Бойцы, чувствуя, что дети так долго не протянут, отправили женщин и детей с белой тряпочкой на палке через Северные ворота. «Когда 23 июня мы вышли из убежища, то даже дети поседели от ужаса, что был вокруг - везде трупы людей, лошадей, разрушенные в миг дома. За один день. Я сейчас не могу спокойно это вспоминать. За воротами встречали немецкие солдаты. Детей и женщин поставили на колени и фотографировали. Те, кто пытался пить воду, оказывались под прицельным огнем из автоматов», – рассказывала Любовь Николаевна Варченко (дочь лейтенанта Н.П. Шибанского, сослуживца Павла Шелудько).

Потом женщин и детей повели в одну сторону, а плененных солдат – в другую. Евгению с сыном в толпе изнуренных женщин ведут в тюрьму, из которой перед этим выпустили всех уголовников-рецидивистов. Раненого Леонида у матери, Евгении, отбирают на входе в тюрьму. Но спустя некоторое время немецкий солдат-охранник приносит матери полуторагодовалого сына с перевязанной головой, в руках мальчик зажимает кулек конфет-подушечек. В заключении семьи держали три недели, но еду за всё это время привезли только один раз. Сухари и суп гороховый в брикетах. Видно, наши склады продовольственные захватили, и решили таким образом покормить пленных. То, что дали нам, хватило дней на восемь, а потом опять еды совершенно не стало.

В конце июля всех женщин и детей отпустили, но они, правда, должны были ходить в комендатуру отмечаться. Там же гражданскому населению выдавали хлебные карточки. Вышли из тюрьмы: куда идти? Ничего ведь нет — ни вещей, ни еды, ни знакомых, ни крыши над головой. Посовещались несколько семей и решили пойти, куда глаза глядят. А глядели они в сторону ближайшей деревни, хутора. Колхозов там ещё не успели создать, и всюду жили только единоличники. Вот к ним семьи и пошли на поклон. Хуторяне разобрали семьи советских командиров по домам. Вот так попала Евгения Шелудько с сыном в деревню Тельмы.

Евгения, дипломированный педагог, устраивается работать в местную школу. Пока она на работе, двухлетний Лёник остается дома один, мать его привязывает к ножке кровати, чтобы ребенок не убежал/не уполз  и ставит еду/питьё в миске рядом с ним. Здесь они прожили до февраля 1942 года. По приказу коменданта Брестского гарнизона, когда немцы ощутили силу партизанских отрядов, советских выселили с хуторов в Брест-Литовск. В городе немцам было легче контролировать вышедших из Брестской крепости, пресекая возможные связи населения с партизанами.

После переселения в Брест Евгения Шелудько с Дусей Шибанской ходила несколько раз к воротам еврейского гетто на окраину города, чтобы встретить и как-то помочь еврейской семье командира, с которой жили по соседству до войны. Но, к сожалению, их не нашли. Да и как найдешь, если их там находилось тысяч тридцать человек. Осенью 1942 года моя прабабушка каким-то образом берет из гетто новорожденную девочку-сироту. Выдает ее за собственную дочь. Выхаживает. К сожалению, в конце зимы 1943 года дочка, Верочка, умирает от воспаления легких…

От этого переселения в Брест-Литовск стало хуже во всём. Голодно было так, что ходили к овощехранилищу у немецкой офицерской столовой и подбирали там гнилую картошку, которую выбрасывали при переборке. Варили эту картошку и ели.

Брест — узловая железнодорожная станция, переход с узкой европейской колеи на широкую русскую. Там всегда было большое скопление поездов, и советские лётчики старались их разбомбить. Но бомбы часто падали и на жилые кварталы. К тому же около дома, где жила Евгения Шелудько, был небольшой сад, в котором  немцы поставили зенитки. Из-за дуэли лётчиков и зенитчиков на улице почти ничего не осталось. Во дворе дома был сделан окоп, накрытый сверху брёвнами и землёй, где во время бомбежек прятались местные жители. "Бомбили так часто, что мы к этому просто привыкли", - вспоминает Любовь Николаевна Варченко.

С июня 1941 года Павел Шелудько пребывал в полном неведении о судьбе жены и сына. И лишь летом 1944 года, когда линия фронта ушла западнее Белоруссии, прадед рассылает запросы во все концы – ищет семью, надеется, что они живы. Его надежды оправдываются: после освобождения в июле 1944 года села Барановичи (Западная Белоруссия) он получает письмо от мамы Евгении Артемьевны, из которого узнает, что жена и сын живы. Первое письмо с фронта жене он пишет 12 сентября 1944 года.

"Сколько радостей и благодарностей тебе Женечка за то, что ты сумела себя и дорогого любимого Леника сберечь… Ты для меня Мать Героиня в полном смысле слова," – писал в одном из писем с фронта Павел Полуэктович жене.

СБЕРЕЧЬ СЫНА  - вот что хотела Евгения Артемьевна все годы.

Моя прабабушка  хранила для сына образ отца-героя, который не только прошел всю войну, но и не оставил их в Брестской Крепости утром 22-го июня, а спас, вывел из окружения в тыл, защитил. Она совершенно искренне полагала, что муж не должен был идти в часть, должен был остаться с ними. Поэтому-то и не рассказывала сыну об пережитых ужасах войны. И я её понимаю!

Анна Доброва и ее мама Екатерина Леонидовна Шелудько несколько лет восстанавливали события предвоенной и военной жизни своей семьи – многочисленные запросы в архивы, поездки, поиск свидетелей, очевидцев, фотографий и публикаций. Результат этих поисков можно найти в разделе «Полевая сумка» на сайте победныймай.рф в материале: «Спасибо тебе, любимая Женечка, что сберегла нашего сына».

Материал из семейного архива Леонида Павловича и Екатерины Леонидовны Шелудько предоставлен правнучкой – Добровой Анной Леонидовной, город Самара Самарской области
Фото
Евгения Артемьевна Шелудько (урожденная Вицин) с мужем Павлом Полуэктовичем Шелудько, 1939 год
Евгения Артемьевна Шелудько (урожденная Вицин) с мужем Павлом Полуэктовичем Шелудько, 1939 год
Леонид Павлович Шелудько на могиле своего отца, город Вена
Леонид Павлович Шелудько на могиле своего отца, город Вена